Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

Было неприятно, душно, запах пиццы не выветривался из кухни. Мне это не нравилось, но и делать ничего с этим не хотелось. Представляете, состояние апатии настолько окутало меня, что я даже решила посмотреть сериал с Кусакиным. Самое страшное – он мне даже понравился. Во время просмотра очередной серии по квартире разнёсся звук дверного звонка. Я резко вскочила с кровати с непоколебимым чувством уверенности, что там, за порогом, стоит мой Саша. С долгими извинениями, большим букетом алых роз, приглашением на ужин в мой любимый ресторан на Фонтанке и с путёвками на море в совместный отпуск. Прислушавшись к голосу за стенкой, я поняла, что он женский. Внутри меня опять окутала беспросветная грусть, и я откинулась на кровать. Звонки не прекращались. Я не шелохнулась. Некто за стенкой позвонил вновь. Я перевернулась на другой бок. Незнакомка начала долбить кулаками в дверь и что-то кричать. Я сделала звук на телевизоре громче.

– Даш, сколько можно, – прозвучал бодрый голос Емели у меня над ухом. – Я звоню, звоню, ты ни в какую.

– Когда дверь не открывают, это значит, что гостям не рады, – пробурчала я и, чтобы не слышать нравоучений сестры, заползла под одеяло с головой.

– Надо подниматься, Яга всех собирает, – ответила Сазонова и, щелкнув пальцами, распахнула шторы в спальне. В тоже мгновение все мои крошки, пустые бутылки из-под газировки и разбросанная одежда испарились. Кажется, в комнате стало легче дышать.

– Ещё раз спасать мир я не вывезу, – сказала я, прячась в своём укрытие. Долго моё счастье не продлилось, и Емельяна, резко сдёрнув одеяло, схватила меня за ноги. – Отстань, мне и дома хорошо.

– Там обещали устроить пир на весь мир, ты должна быть с нами, – проговорила сестра, но, не получив от меня ответную реакцию, силой потащила в ванную комнату.

– Может, как-то без меня? – риторически спросила я, когда Сазонова плеснула мне в лицо ледяной воды. – Холодно же!

– Зато проснёшься! – весело ответила Емеля и, взмахнув в воздухе рукой, заставила меня сесть в ванную. Струи воды сбегали вниз, обволакивая моё тело, пытаясь смыть и боль, и пот, и кровь, и слёзы. Я, лишь уставившись в зазор между плитками, сидела не двигаясь. Надо будет ремонт сделать, а то староват уже. Хотя в соревнованиях по возрасту я бы выиграла его с необычайным отрывом. Старая, чёрствая и никому не нужная старуха. Разве что, сохранилась отлично, поэтому слово «дряхлая» ко мне не подойдёт, а все остальные прилагательные, означающие одиночество и почтенный возраст, – это всё ко мне. Ведьма, проще говоря. Их же всегда в сказках представляют отшельницами, которых все боятся, и живут они в домике, таком же древнем, как и они сами.

– Всё, Даша, пора приводить себя в адекватное состояние, – выдернула меня из мыслей Емеля, вытирая мою голову махровым полотенцем. Я смотрю на её руки. Кажется, она отрастила и покрасила ногти в приятный розовый оттенок. Перевожу взгляд на её лицо, на котором появился здоровый румянец, и глаза, казалось, начали сиять ярче. Вместо привычного худи на Емельяне были надеты шифоновая блузка и чёрная атласная юбка. Впервые в этом веке я видела её такой живой и настоящей. Она начала отпускать свою трагедию, которая, будто бы железные оковы в сырой темнице, заставляла сидеть Емелю на месте. Сейчас же ей дорогу осветил яркий солнечный свет, и моя маленькая девочка смогла сделать шаг навстречу прежней себе.

– Давай хотя бы без макияжа, – жалобно произнесла я, увидев в руках сестры косметичку. Сазонова лишь хитро улыбнулась и, достав пару кисточек, начала колдовать над моим лицом. Сейчас я как никогда раньше видела в ней своё отражение. Когда-то давно я так же вытаскивала её за ноги с панцирной кровати, тащила в чугунную ванную, пыталась привести её лицо в порядок контрабандной косметикой, чтобы хоть чуть-чуть вселить жизнь в её израненную душу. Теперь мы поменялись местами, и сейчас уже Емеля накручивает мне волосы на плойку, а не я ей на бигуди. Почему-то Сазонова сегодня решила прийти ко мне, за уши вытащить меня со дна, хотя она сама только недавно оттуда вернулась. Я Емелю знаю, ей сегодня двигало ни сострадание, ни чувство ответственности, ни благодарность, а чистая любовь. Если бы она не любила бы меня искренне, то никогда в жизни не стала бы помогать мне, перерывать весь мой гардероб в поисках цветной одежды и, отчаявшись, не побежала бы до магазина за новым платьем: нежно-голубым с пышной юбкой. Да Емеля бы пальцем о палец бы не ударила, если бы её просто послала бы сюда Ягиня. Она скорее послала бы саму Ягу, причём не ко мне, а куда подальше. Емельяне было на меня не всё равно, и я наконец-то смогла почувствовать от неё то, что было недоступно мне долгие годы: чистую сестринскую любовь. Она другая и познаётся только через слёзы, в тихую съеденные шоколадки, бой подушками, пока родители спят, ссоры и расстояние. Только пройдя все эти круги, вы сможете обрести эту иную любовь. Вместе.

– Ну вот, теперь на человека похожа, – усмехнулась Емельяна, осматривая свою работу с ног до головы.

– До этого было неплохо, – прошептала я, поправляя юбку платья. – Может быть, всё-таки чёрное.

– Никакого чёрного сегодня! – командным голосом сказала Емельяна и, вытащив из пакета голубенькие каблуки, протянула их мне.

– Ты меня доконаешь, – устало вздохнула я, надевая шпильки на ноги. – Ты видела лужи на улицах?

– Это мелочи жизни, – отмахнулась Сазонова, расправляя мои локоны по плечам. – Всё, теперь от женихов отбоя не будет.

– Нет уж, я для себя пожить хочу ближайшие лет сто, – ответила я и постаралась улыбнуться. Устало, истощённо, но зато искренне. Я тоже постараюсь ожить заново, найти себя и двигаться дальше. Возможно, уйду из полиции, открою свой приют для собак и займусь лыжами, а то мне до шестисот лет рукой подать, а я так и не стала чемпионкой мира, надо исправляться.

Вяземской, в отличие от меня, курс по жизни менять не надо. Через пару лет на олимпиаду поедет, золото возьмёт и с нашим флагом на пьедестале будет стоять, потом ещё в Бауманку поступит, а то как же такие мозги могут пропасть. Лёня же, в свою очередь, останется Лёней. Закончит академию, поступит на магическо-юридический, откроет свою галерею искусств и непременно поженится с Юлькой. Но это всё будет потом, в будущем. Сейчас, пока седина не украсила их красивые головы, а спину не начало ломить во время дождя, они могут позволить себе просто быть детьми и проживать свою беззаботную юность.

Сегодняшним утром Вяземская буквально порхала по дому, пытаясь собрать с собой все нужные вещи. Дело в том, что Юля с Варей наконец-то смогли спланировать долгожданный выезд на турбазу длиной во все весенние каникулы. Поэтому и в доме Ховроши, и у Вяземской стоял настоящий бардак. Бедный Бакс только успевал отбегать в сторону от разлетающихся вещей, которые периодически падали ему на голову.

– Как ты думаешь, зимнюю куртку брать? – спросила Юля, крепко прижав телефон плечом к уху.

– Унты ещё скажи, – усмехнулась Ховроша, пока Вяземская откинула свой тёплый пуховик в сторону. – Я, кстати, сказала Юре, они должны будут взять шампуры и всё для шашлыка.

– Хоть какая-то польза от них, – вздохнула Юля и, наткнувшись взглядом на кипятильник, осознала, что его нужно тоже как-то запихнуть. – Варя, ты сколько сумок берёшь?

– Три, конечно же. Не мне же их нести, а Романову, – произнесла Ховроша как само собой разумеющееся, заставив Вяземскую спокойно выдохнуть. От второй поклажи её Лёнька точно не сломается.

– Слушай, как же хорошо, что мы наконец-то поедем отдохнуть все вместе, – проговорила Юля и устало села на кровать, перебирая в голове, куда делась её вторая спортивная сумка.

– Ещё бы, мы столько этого ждали, – весело проговорила Ховроша, но голос её тут же стал серьёзным. – Если вы с Красавцевым опять куда-то сбежите, как с дискотеки, то я вас обоих медведям скормлю.

– Это так мило с твоей стороны, – усмехнулась